Кирилл Каем: те, кто раньше вкладывал в ИТ, стали инвестировать в медицину

Кирилл Каем, Старший вице-президент по инновациям, Фонд «Сколково»

– В России с этой точки зрения все хорошо. Это касается, в первую очередь, конечно же, сохранения здоровья населения. Мы только что пережили COVID-19, который четко подтвердил, что те мутации, которые возникают в самых простейших микроорганизмах, могут резко изменить их патогенность, эпидемическую ситуацию, что приводит к глобальным, катастрофическим последствиям.

– К глубокому сожалению, пандемия показала, что в мире за последние 20 лет сложилось несколько негативных тенденций. Во-первых, это сокращение самого звена, которое отслеживает возникновение эпидемии. Во-вторых, фармацевтика очень сильно сконцентрировалась на неинфекционных заболеваниях. Это связано с тем, что она во многом накачивалась деньгами со стороны западных экономик, в том числе США. Система позволяла выводить на рынок лекарства по гигантским ценам, и, конечно, фармконцерны были сконцентрированы на том, чтобы выпустить лекарства в наиболее дорогом сегменте. А инфекционные болезни – это не самый прибыльный вариант с точки зрения одного пролеченного пациента. Это привело к тому, что, например, объем разработок антибиотиков и противовирусных средств сокращался из года в год. Сначала не очень заметно, но потом уже ощутимо. Сейчас ситуация меняется. Это касается и систем быстрой диагностики инфекций, производство которых также сокращалось, потому что все сконцентрировались на онкологической диагностике, на заболеваниях, где был очень большой чек.

И третье, как ни парадоксально, это то, что лечение пациентов стало более эффективным, правильным – пациент меньше дней проводит в клинике, и экономические системы многих государств, видя это, сокращали количество коек, госпиталей. Поэтому в моменте, когда наступила пандемия, больницы оказались переполнены.

– Наша страна, на самом деле, обладает большим заделом, связанным с дополнительными мощностями. В России количество врачей на тысячу пациентов выше, чем во многих европейских странах. Но даже у нас их не хватало, приходилось срочно переучивать врачей на инфекционные специальности, а в Европе просто была катастрофа. Пандемия – это урок для всех стран, который привел к тому, что сейчас перестраиваются системы здравоохранения, возводятся резервные госпитали. Я думаю, что будет расти количество врачей и парамедиков. Человечество научилось тому, что запаса прочности не хватало в моменте.

– Да, именно так.

– Пандемия – это вещь глобальная, и в текущем моменте мы совершенно четко понимаем, что без международного сотрудничества в области биологической безопасности действовать категорически сложно. Но, тем не менее, у каждой из стран, включая Россию, должен быть развитой инструментарий, который позволяет соблюдать тот самый «суверенитет» – когда есть возможность решать собственные проблемы и помогать соседям. В части биологической безопасности, связанной с эпидемиями, вирусными и другими инфекционными заболеваниями, наша страна вместе с соседями делает очень многое.

– Если отвечать, как доктор – я врач по первому образованию, то да, конечно. Заболевание, перенесенное в легкой форме, повышает ваш иммунитет, позволяет организму самому справляться. Заболевание же, которое вы перенесли без подготовленного иммунитета в тяжелой форме, повреждает и оставляет след в основных системах, которые потом могут привести к хроническим болезням. И COVID в этом отношении очень неприятный.

– Снижают. Регулятор изменил свою позицию по отношению к скорости принятия решений – в России было принято специальное постановление, которое позволило в ускоренном порядке и с уменьшенным объемом клинических исследований, выводить на рынок то, что было важно. Мы надеемся, что эти фаст-треки сохранятся и в дальнейшем.

Плюс история, связанная с инвестициями в медицину. Раньше это всегда было долго, дорого и с большим процентом неудач. Да, мультипликаторы хорошие, то есть вложил рубль – получил десять, но риски высокие. Так вот, мы увидели значимый прирост интереса от частных инвесторов, в том числе неспециализированных. Те, кто раньше вкладывался в ИТ, стали инвестировать в медицину – люди увидели, что разработчики, действительно, могут быстро реагировать и оперативно выдать хороший продукт.

Кроме того, когда возникла необходимость дистанционного общения с пациентом, в быстрой постановке диагноза, обработки большого количества медицинских изображений, чтобы видеть то самое поражение легких — регулятор быстро эти все решения зарегистрировал и пустил в практическую медицину, это был большой толчок для цифровой медицины.

– Если вы живете в Москве и сделали КТ, то в большинстве случаев этот снимок «упадет» на второе мнение к ИИ – он будет перепроверен одним или двумя алгоритмами, чтобы не упустить ошибку врача, а вы даже об этом не узнаете, просто получите заключение. В столице и некоторых регионах для этого создаются специальные центры, где работает искусственный интеллект.

– Большие. Такие решения масштабируются быстро, не нужно ввозить тяжелое оборудование – это программное обеспечение. Во многих регионах сколковские резиденты уже их внедряют. Куда это пойдет дальше? Если говорить о медицинских изображениях, то это новая разработка в области динамических медицинских изображений, потому что кроме статических карт – КТ, МРТ, рентген, есть, например, сложные в распознавании, требующие квалифицированного врача, изображения УЗИ. Я думаю, что в этой части мы увидим много разработок.

Еще одна интересная вещь связана с тем, что врач патоморфолог изучает изменения в тканях человека, что сильно зависит от его квалификации. При помощи ИИ он получит отличную подсказку, позволяющую ставить более правильный диагноз.

Но, кроме этого, искусственный интеллект возможно использовать в качестве системы поддержки принятия врачебных решений в части общих подходов. Когда можно в систему загрузить историю болезни пациента, его анамнез, данные его лабораторных исследований, заключение, которое сделал другой ИИ по его рентгенограмме и на основании этого предложить врачу дерево решений. Таким образом сокращается количество ошибок, и квалификация врача повышается.

– Мы сейчас совместно с Национальной технологической инициативой делаем конкурс, который посвящен системе принятия решений при помощи искусственного интеллекта. В его рамках ИИ будет соревноваться с живыми врачами.

Мы будем смотреть, насколько квалификация специалиста соответствует тому, что делает ИИ, кто врача обыграет, тот и получит денежный приз.

– По моему мнению, в связи с быстрым ростом человечества и необходимостью его кормить, мы, так или иначе, будем работать с генетически модифицированными организмами. Они вырабатывают действующие вещества – белки – для производства ряда лекарственных средств. Но с точки зрения пищевых продуктов в России это еще пока не разрешено. Я думаю, что мы к этому идем, но необходимо правильно регулировать эти риски.

– Существует риск, который сейчас мало просчитывают. Это так называемая гаражная синтетическая биология. Мы всегда с интересом рассказываем про Билла Гейтса, который в гараже начинал строить свою компьютерную империю (улыбается), но в данный момент у юных биологов возникают попытки создавать свои биологические виды. В том числе из-за того, что тот набор реактивов и приборов для создания и изменения свойств организмов раньше стоил несколько миллионов долларов, а сейчас – менее 100 тысяч.

То есть де-факто гаражная синтетическая биология стала реальной угрозой, когда человек, потратив стоимость дорогого автомобиля, может создавать в гараже новую ДНК, перебирая последовательности аминокислот, а с учетом того, что квалификация некоторых из этих изобретателей может быть недостаточно высокой, они даже не смогут предсказать полученные свойства.

Плюс к этому, как я и сказал, развитие искусственного интеллекта позволит людям лучше предсказывать свойства, но не всегда их намерения могут быть позитивны. То есть риски, связанный с биотерроризмом и биопреступлениями могут серьезно возрастать при отсутствии соответствующего регулирования.